вот, набросал на скорую руку. Воспоминания. Момент.


Ленар Фэйт.
«История болезни».


Случилась эта незамысловатая бредятина где-то в середине желтой осени. Таким обычным теплым октябрьским днем, когда Солнце уже не печет, но ветер пока еще навевает отголоски недавно ушедшего лета.
Просто и обычно.
Я встретил ее случайно в каком-то казенном доме, где конкретно, уже точно не помню. Помню только, что было полно народу и слишком шумно. И помню ее облик. Длинные прямые светлые волосы и большие карие глаза. Худая, как мальчик, но милая. Вполне. На первый взгляд.
Тогда я был в меру романтичным и самодовольным парнишкой, считающим, что весь мир, наверняка, можно заставить крутиться вокруг себя. Девушки клевали на это. Им нравится уверенность и слезливость. И те, на ком можно просто повисеть, не обязывая абсолютно ни к чему. То есть, до траха с такими особами никогда не доходит. Только слюнявые поцелуйчики и противная детскость в глазах и поведениях. Слащавость и гнусность.
Тут вышло иначе. Или не совсем. Но человек этот оказался другим. Спокойная молчаливая и таинственная натура со своими тараканами в голове, которых оказалось более, чем достаточно. За пару недель все стало ясно. С такими людьми трудно, на самом деле, по долгу проводить время.

Началось все с того, что я нашел ее номер телефона и написал. Абсурдное неинтересное знакомство. Но она настояла на встрече, и, помниться, был это понедельник, мы увиделись. Первое, что я мог ожидать от нее, улыбку. Ее мыслей была одна фраза: я так и знала. Я не ожидал это уже потом прочитать от нее. То есть, писал я ей какие-то глупые поэмы, и в ответ в один прекрасный день получил несколько исписанных карандашом тетрадных листов. Заголовком красовалось «История болезни». И далее ровным почерком было нашлепано много добрых и злых слов в мой адрес. Все равно приятно.
Как бы то ни было, она шла, когда я звал ее, и довольно-таки часто быстро пропадала. Приходила и уходила, будто мимолетом, от нечего делать. Мы мотались по улицам и грязным переулкам. Забирались в странные места, в которых я никогда не был и где никогда бы больше не захотел побывать.
Однажды, после недолгого заблуда в подобную поганную помойку, я услышал от нее что-то вроде: «Мы гуляли по собственным душам». В этом вся она.

Было дело, приперались мы в один старый знакомый подвальчик, к старому другу. Потрепаться ни о чем и ни о ком. Она всегда не узнавала меня, открывая для себя, точно, новые грани моего подсознания. Возможно, и своего. Меня же бесили ее недоговорки и выходные попевки в церкви.
Да, набожный человек. Что и удивительно. В то время, как она рассказывала о своих опытах с марихуаной и попытками суицида. Дитя цветов? Отнюдь.
Вспоминается один из таких. О том, как запихав свой чудный носик травкой, она являлась на пары. И не понимала, отчего же все ржут над ней. А она над ними. Погано вот так приходить с испачканным лицом и удолбанным видом. Знакомое дело. Думаю, многим.
Или ее ожоги на руках и раны на запястьях. Баловство порою доходило до грани немыслимого. Она утверждала, что все в прошлом, и уже давно бросила всю эту чушь. Да, я был влюблен. Во все это. Во всю ее одержимость смертью и просто одержимость. Во всю ее ненормальность.
Таких людей любят именно за это, я думаю. Правда, больше таких я не встречал. Странный человек. Личность. Это была не девушка. Это, действительно, странное непостижимое существо. Для любого.

Я ее не понимал. Это мне и нравилось. Все ее пересказы о различных посиделках с незнакомыми мне рокерами, с которыми намного позднее мне посчастливилось узнаться, а с некоторыми и раньше. Кто-то отзывался о ней, как о тупой дуре. Теперь же они лижут ей задницу. Как всегда. Обычные лицемеры, не более.
Мы бесконечно забредали в непонятные места и переулки. Она сама водила меня в никуда. Мы молчали и говорили. Не помню, о чем. О чем-то великом и пустом. С ней не было скучно. И впервые я узнал, как это, когда молчишь рядом с человеком и не чувствуешь себя неловко. Удивительное чувство, признаться надо.

Свалил я как-то к другу. В маленький городок. Мы не виделись три дня. Никогда не думал, что можно скучать. И никогда не узнаю. Наверное, я больше не умею любить. Не знаю. Приехал, сознался, что жрал водку в немыслимых количествах, подарил розу. Банально.
Она засунула ее в пальто. Призналась, помню, что не особо любит цветы. Рассказала о ком-то. Что тот приперся в церковь, во время ее службы, с такой же розой в руке. Один, против всего мира, шел к ней. Отчего-то ее это задело тогда. В самых красочных подробностях. Гнусных и романтичных. Хотя, романтика ей была совсем не к лицу.
Мы, тем временем, мотались по подъездам, скрываясь от холодной погоды. Да, уже ближе к ноябрю. Морозно становилось. Я просто смотрел в ее огромные глаза и молчал. Прекрасное время было.

Она говорила: «Ну, наконец-то Солнце! Хорошо быть слепым и представлять его постоянно. Мы опять здесь. Я так хочу обнять тебя, но тебя нет». Она говорила, что хочет плакать, но сдерживалась. Но иногда плакала. И никогда не говорила, почему. Она говорила: «Я слушаю тебя, и слышу. Смотрю в тебя, и вижу тебя. Такого, какой ты есть».
Помню запах ее духов. Он навсегда останется здесь. Со мной.

Распрощались мы слишком уныло. Она просто пропала. Надолго. Потом я ее увидел. С очередной репетиции их попсовой группы. Она вернула мне книжку, хер знает, какую. Что-то давал ей читать тогда. Вернула ее измусоленной и полурванной. Будто ее из жопы только что вытащили. Не аккуратно.
Глупая встреча. Потом еще море сообщений ей от меня. Ни одного ответа. Я долго еще издевался над ней и над собой, пока не забил. Удивительное вышло время. Усталость — это не отговорка.

Я ее так и не трахнул. На самом деле, даже не поцеловал. Ни разу. Не знаю, что это было. Слишком высокое чувство, или, действительно, болезнь. В задницу все это.